Категории	Книги Книги Художественная литература

1 отзыв

Регистрация не требуется

Анонимно

26 июля 2012 в 18:56

4 оценка
Рекомендую

Дания – страна свободы. Дания – воплощенный рай на Земле, рукотворный Эдемский сад, место, где нет проблем, где мягкий ветер, дующий с Атлантики, убаюкает вечером и взбодрит утром, где права человека ценятся превыше всего. Место, где люди защищены от всевозможных проблем крепкими стенами социальных гарантий, и если приехать в пригород Копенгагена и тыкнуть пальцем в любой дом, то априори – семья, проживающая там, будет примером для подражания. Дания – это покой, радость счастья и счастье радости и т. д. и т. п.Примерно такие мысли возникнут у человека, собирающегося поехать отдохнуть в Королевство Дания, после прочтения рекламного туристического проспекта. И если, решившись, он приедет на Ютландский полуостров и случайно встретит на улице индуса Ханумана, то услышит от последнего примерно следующее: «Посмотри на этих людей! – крикнет индус Хануман – Они не живут – они играют в жизнь. Они играют в жизнь как в Монополию или Бинго - лото. Они прощупывают тебя, как сигнальные ворота на выходе из магазина! Они прочтут в твоих глазах генетически унаследованные алкоголизм и рабство. Они украдут у тебя твое сердце раньше, чем ты вспомнишь о том, что оно у тебя есть. А потом они сядут в свой скромный Фольксваген и поедут на гриль - вечеринку, а ты останешься стоять в их поле распотрошенным чучелом. На тебя будут гадить вороны, а они где - то, в саду своих друзей будут пожирать сосиски с пивом, и им будет наплевать на тебя…». Вот примерно, в какой мир погружает своего читателя Андрей Иванов своим романом «Путешествие Ханумана на Лолланд». Такова Дания не туристическая, но натуралистическая, Дания, отраженная в глазах азулянтов, беженцев из других стран, просителей убежища, стремящихся причаститься датским благополучием.Но по большому счету, вопрос о райской сущности Дании здесь вторичен и фраза «подгнило что - то в Датском королевстве» едва ли уместна. Дания – это лишь фон, брошенный мимоходом намек, на то, что от грязи изнаночной стороны жизни не спрячешься даже в самой благополучной стране мира. Истинные же декорации ивановского текста – это лагерь беженцев. Этакая метафора взаимоотношений народов всего земного шара, вавилонское столпотворение в миниатюре: сербский цыган с нескрываемым злорадством свинчивает номера с албанской машины, армяне с грузинами толкают наркоту и краденые машины русским, китайцы безмолвно размножаются, заныкавшись по своим углам, русские мучительно пытаются наладить хоть какой - то быт посреди всего этого бардака. Плавильный котел народов – плавильная печь жанра. Точная жанровая номинация текста постоянно ускользает, не дается читателю, бродящему по тексту как по комнате кривых зеркал. Ощущение текста как роман - путешествие (слово легкомысленно вынесено автором в заглавие книги), разрушается уже на девятой странице, переходя в поток сознания, словесный джаз героя - рассказчика: абзацы иногда разрастаются до полутора страниц, начиняются случайными авторскими ассоциациями, переживаниями, тавтологическими оборотами, плетением словес. В описании азулянтского лагеря есть черты, как антиутопии, так и сатирические нотки. Читая про то, как герои колются, нюхают, пьют, сношаются, обманывают, курят, крадут и на деньги от продажи краденного снова пьют и курят, создаётся впечатление, что это текст, написанный маргиналом о маргиналах, нарочито без оглядки на цензуру, текст схожий с «Низшим пилотажем» Баяна Ширянова. Но в отличие от последнего, Иванов не ставит целью эпатировать читателя, вызвать отвращение и ненависть. Бесчинства, творимые героями ассоциируются скорее с приключениями героев барочных плутовских романов, нежели с чистосердечной социалкой. Фокус автора смещён: ад – это не окружающая нас жизнь, а наше представление о ней. Ад в глазах смотрящего. Например, эпизод, где герои, обкрадывают индуса - педераста, обещая ему золотые горы и сеть гей - баров по всему миру, слишком абсурден, чтобы вызвать искреннее осуждение, искреннее сочувствие или подлинный ужас. Это не страшно, это смешно.Презентованная Ивановым модель мироздания может служить наглядным примером для студентов - филологов, которые силятся понять суть бахтинской концепции карнавала. В романном мире «Путешествия Ханумана…» отсутствует хоть какая - то система координат, в лагере беженцев всё перевернуто с ног на голову, всё пропитано грубой брутальной энергией телесного низа (недаром герой - рассказчик на протяжении всей второй части романа рассуждает о состоянии своих ступней). И вся эта кишащая людская масса «отбросов, воров, наркоманов, беглых террористов, симулянтов, спекулянтов, оборотней - ублюдков, притворяющихся беженцами, жуликов, бежавших в эту страну в поисках сладкой жизни» – весь калейдоскоп лиц и характеров крутится вокруг одного карнавального короля, героя - трикстера, современного Симплициссимуса, Остапа Бендера с пенджабской пропиской, индуса Ханумана, показанного глазами его приятеля по несчастью Юджина, прячущегося в лагере беженцев от преследований в родной Эстонии.Хануман. Выбор имени здесь определенно не случаен: в индуизме так называлась божественная обезьяна, сын бога ветра. И как Хануман - обезьяна умеет летать и обладает невероятной силой, так и Хануман - индус свободен как птица и обладает невероятной способностью убеждения. Он проходит через всю грязь событий чистым, не замарав ни одной из множества своих рубашек, он делает деньги из воздуха, достает из рукава как фокусник. Он не столько обманщик, сколько волшебник. Он курит и колется, не становясь наркоманом, он пьет, не становясь алкоголиком, он крадет, не становясь вором. К нему не применимы никакие социальные лейблы – он вне системы. Как Остап Бендер грезил огнями Монте Карло, так и Хануман грезит Америкой. Но в отличие от Бендера мечта об Америке нужна Хануману только лишь для того, чтобы идеологически обосновать свою свободу, чтобы не засиживаться долго на одном месте. Хануман не хочет в Америку, он хочет хотеть в Америку. Подобно Вергилию Хануман проводит Юджина, а вместе с ним и читателя через весь ад романа, заражая своей энергией и уверенностью в том, что любому, кто с ними рано или поздно должно повезти. Книга…

—